![]() |
![]() |
![]() |
![]() |
![]() |
![]() |
![]() |
ВЛАДИВОСТОКСКИЕ ВОРОБЬИ
Хочу я рассказать про Колыму,
Вернее, про историю одну;
Полсотни лет назад она случилась
И, надо же, ведь не забылась.
Всем славен Магадан – колымская столица,
Но водится там лишь морская птица,
Которая над морем лишь летает,
И город редко посещает.
В то время праздник был. И вот,
Приходит пассажирский теплоход,
И, как подарок от других краёв,
Он в клетках доставляет воробьёв.
Открыли клетки и вот их стая
Чирикая на волю вылетает,
А в городе и стар и млад
Гостям пернатым очень рад.
И воробьи весь день по городу летали,
Заглядывая в каждое окно,
Клевали хлеб, конфеты и зерно,
Которые им дети посыпали.
Но было временно веселье это,
Не приручили воробьёв конфеты;
Лишь только вечер наступил,
Как воробьёв и след простыл.
Они все дружно улетели в порт
И без труда узнав знакомый борт,
Распределились по всем снастям,
Как подобает временным гостям.
И порт тот теплоход покинул вскоре,
Прощально погудел и вышел в море,
Знать Колыма всем воробьям не приглянулась,
Вся стая их домой вернулась.
Я каверзный вопрос хочу задать,-
Как птахи неразумные могли узнать,
Который теплоход из всех судов
Для них к отплытию готов.
К тому же, не куда попало:
Не в Гонолулу, не в Бангкок,
А, именно в родной Владивосток.
Как это им известно стало?
Вопрос тот риторический, однако,
Ведь на него ответить можно всяко,
К тому же, если затаив дыханье,
Послушать неба колыханье.
>
ПОПУТЧИКИ
Бортовые огни так уютно горят,
Слева красный, а справа зелёный
И волны всё о чём то говорят
С подводной лодкой, как с своей знакомой.
Она приветливо кивает им в ответ,
Приятны ей их ласковые речи,
А топовый огонь вперёд льет белый свет,
А гакобртный в корму светит.
И я на мостике их разговору не мешаю,
Я мыслями своими поглощён,
Хотя тот разговор не понимаю,
Но чувствую, что дружелюбен он.
Не раз ходил я той дорогой
Между Владивостоком и Камчаткой:
То над водой, то под водой украдкой
И повидал на той дороге много.
Но почему-то больше помнится одно,
Когда ненастной ночью, как в кино,
На мостик птица уставшая садится,
Чтобы за топовым огнём укрыться.
Немного подремав и отдохнув,
И близость берега почуя,
Расправив крылья и вспорхнув,
Она уносится во тьму ночную.
У каждого из нас своя дорога
И те дороги иногда проходят рядом;
Коли попутчик наш не требует иного,
Согрей его хотя бы добрым взглядом.
Однажды с стаей шустрых топорков
Мы в бухте Гертнера к причалу подходили,
И только первый подан был швартов,
Они все дружно в небо взмыли.
Матросы на прощанье им пилотками махали;
Не часто видели историю такую,
Они ж кругами над нами полетали
И улетели в сторону морскую.
ИДИ.
Иди и не оглядуйся назад,
Того, что сделано, уже не повторить,
Ушедших близких никак не возвратить.
Иди и не оглядуйся назад.
Наверно память с совестью родня;
Она не просто помнит всё до дня,
А будит совесть всякий раз
И всё рассказывает ей без прикрас.
И перед ними невозможно оправдаться,
Им ясно всё без лишних слов;
Их приговор всегда суров,
Нам остаётся лишь во всём признаться.
Признаться в том, что не всегда
Был прав, когда других судил,
Что делал меньше, чем говорил,
Всё осознал сейчас, а не тогда.
Теперь всё то, что позади,
Тебе принадлежать уже не может,
Оно не навредит и не поможет;
Пойми, запомни и иди.
Там впереди ещё немало
По силам дел тебе осталось
И не такая это малость,
Чтоб что-то сделать как бывало.
УСПЕЛИ.
У человека жизнь достойна удивленья
И удивляться ей способен только он,
Поскольку средь земного населенья,
Лишь он уменьем этим наделён.
Скотине что? Она пасётся,
Другого ей – скотине не дано,
Лишь человеку всё неймётся,
Коль двери нет, он норовит в окно.
Не всякому, однако, удаётся
Путь не ухоженый успеть пройти
И шею не свернуть на полпути;
Как говорят, - верёвочка не долго вьётся. . .
Она не долго вилась и в тот раз,
Когда торпеда в лодке загорелась,
Но не успела жахнуть, как хотела,
Не удалось опередить ей нас.
Тогда за две минуты мы успели
Заряд до взрыва отделить,
При этом даже не вспотели,
Но в этом уж не нас винить.
А что винить? Вспотеть мы не успели;
Уже не вспомню,- сколько там болтов,
И мы уж очень жить хотели
И всё крутили их без лишних слов.
И главное тогда, что почему-то
Начальство за пожар не наказало.
Подумать только, - всего лишь две минуты
Всех нас от смерти отделяло.
НОВЫЙ ПРАЗДНИК.
И вот ещё одна значительная дата;
День единения она зовётся.
Её мы отмечаем, как придётся,
Поскольку судим об истории предвзято.
До этого другой был праздник в ноябре,
Он главным был в календаре;
В то время даже осуждались,
Которые в тот день не улыбались.
Мол, ах ты, контра! Недоволен?
Что наш народ который год уж волен,
Что мы покончили с царизмом
И жизнь свою связали с коммунизмом.
Оговоримся сразу, что не зря
Мы ликовали в день седьмого ноября.
Мы отмечали день рождения державы,
Рожденья нашей мощи, нашей славы.
В развитии своём мы вырвались вперёд
Благодаря тому, что наш народ
Доверился марксизму-ленинизму
И даже учинил разгром фашизму.
Но видно слишком заспешили мы
И сил своих не рассчитали,
Мощь созидания впустую растеряли
И вот уж нет той героической страны.
Но не растает в памяти людей
То время подвигов неповторимых,
Накал волнующих страстей
И достижений зримых.
И вот теперь другая дата.
В тот день Россия снова родилась когда-то,
Поскольку Рюрика потомки передрались
И мы под игом Польши оказались
Историю то эту мы, конечно, знали,
Но только по другому понимали;
Не вызывало это уважения у нас;
Тогда ведь победил народ, а не рабочий класс.
Тогда, по взглядам большевизма,
Построен был оплот царизма.
У пролетариата же отчизны нет,
Ему принадлежит весь свет.
Для этого работа насмерть, а не по мере сил,
Другому ленинизм нас не учил,
И чтобы без политбюро
Не мог и шагу сделать никакой урод.
Пока не грянул гром большой войны,
Не вспоминали даже мы
О тех, кто раньше Родину спасал
И нам так делать завещал.
О СТЫДЕ И СТРАХЕ.
Не мало мне пришлось по жизни поскитаться
И я почти привык уж ничему не удивляться.
Но всё же повод есть для удивленья,
Недоуменья и плохого настроенья.
Давно забыто выраженье «стыд и срам»,
Служившее для всех предупрежденьем.
Его случалось слышать нам
От недовольным нашим поведеньем.
Теперь ведь как? Живи, как хочешь сам
И не мешай так жить другим.
Теперь тебе не скажут, «стыд и срам»;
Какое дело до тебя всем им.
На это и расчет всех тех, кто правит нами,
Ведь мы их выбираем сами.
И всё им разрешаем наперёд;
Дарёному коню не смотрят в рот.
Когда то было принято у нас,
Когда мы депутатов выбирали,
То непременно каждому давали
Всемерно обязательный наказ.
Теперь же всё вершится по иному;
Партийных лидеров мы в думу выбираем,
Поскольку уж давно их знаем,
А депутаты нам нисколько не знакомы.
На депутатство лидеры вручают им мандаты,
Поэтому не наши они слуги;
Они лишь своей партии солдаты
И для неё все их заслуги.
Но никакая партия страной не управляет,
Не строит ничего и не творит.
Она, как управлять лишь, знает,
О чём и без умолку говорит.
А управляют всем чиновные ворюги,
А депутаты все как раз их слуги;
Они законы лишь такие принимают,
Которые чиновников оберегают.
Поэтому украденное нам не отобрать,
Не возродить разрушенное ими;
Скорей планета завертится вспять,
Чем мы упавшее поднимем.
А ведь по логике хозяева то мы;
О том твердят все светлые умы.
Когда ж до нас до олухов дойдёт,
Что главное в стране – её народ.
Нам в конституцию хотя бы заглянуть
И там увиденным чиновников пугнуть
Не фразой «стыд и срам», а тем,
Где им должно быть всем.
Всё в нашей воле и в руках,
Но воля эта крепко спит;
Пока не поменяем срам на страх,
Вопрос о будущем в повестке не стоит.
ЯРОСТЬ.
Свистел норд-ост, кипящие валы
На траверзе Дербента лютовали,
А мы на север к Астрахани шли
И дизелями на весь Каспий грохотали.
Вздымался ввысь подводной лодки нос,
Когда она на пенный вал взбиралась,
Потом, скатившись под откос,
До самой рубки погружалась.
Тогда, как ниагарский водопад,
Вода в центральный пост врывалась
И всем воистину казалось,
Что мы уже въезжаем в ад.
Но мы купаться не страшились,
Вода то тёплая была;
Ну мокрые, и все дела;
Мы к Астрахани торопились.
А шторм к утру, почти утих,
Лишь зыби той валы катились
И мы качались среди них,
Всё к Астрахани торопились.
Китаев командиром был тогда,
Я ж у него служил старпомом
И путь тот был для нас знакомым,
Бывали там мы иногда.
И тут, сигнальщика доклад, -
Товарищ командир, на горизонте лодка,
Туда мы бросили свой взгляд, -
Действительно, вот так – находка.
Сестра родная лодки нашей
В свирепом море дрейфовала,
Видать ей гибель угрожала,
Она ж без топлива осталась.
Судить не нам об этом было;
Хоть время нас и торопило,
Пройти мы мимо не могли
И рядом с нею в дрейф легли.
У нас возник рисковый план:
Борт о борт на швартовы стать,
По шлангу топливо ей передать,
Пока не возобновился ураган.
Мне командир сказал, - старпом,
Всё остальное на потом.
Тебе вменяется сейчас задачей важной
Руководить командой абордажной.
Со мной двенадцать нас собралось
И вот сраженье началось.
Пока наш кэп манипулировал ходами,
Чего только не было с нами.
Кого то всякий раз смывало,
Не раз швартовы обрывало,
Но, видно, нас судьба хранила –
Ни одного не утопило.
Мы верили в свою удачу
И в командирское уменье,
Закончив топлива подачу,
Мы выиграли то сраженье.
С тех пор запомнил я навек,
Что всё способен сделать человек.
Когда он грамотен и смел,
Его возможностям не может быть предел.
Сейчас меня одолевает старость,
Ну что ж поделаешь, коль так тому и быть;
Но помню до сих пор, что грамотность и ярость
Мне помогли тогда стихию победить.