Владимир Щербавских. Стихи, часть 5.
МАСКАРАД
Есть в лексиконе нашем неприятные слова:
Тюрьма, узилище, острог, зиндан.
Любой из этих офисов нам дан
Кому для исправленья, кому для наказанья.
Но от того, кто в них и как сидит,
Мы можем многое узнать, не глядя в Дело
И безошибочно и смело
Определить, что он за тип.
Один обидчика ударил что есть мочи
И даже оглянуться не успел,
Как за решётку загремел
И вот сидит, ведь он рабочий.
Другой мошенничал и крупно воровал,
Подписку о невыезде он дал
И смылся за границу быстро.
Не удивительно, он зять министра.
А есть такие, на ходу подмётки рвут
И миллиарды смело умыкают.
С них и подписки даже не берут,
На повышенье даже направляют.
Бывают те, что сверхпреступно сверхбогаты,
Срок отбывают, но в апартаментах только.
Для них правозащитники и адвокаты
Не поскупятся уж нисколько.
Фемиде нашей почему-то любы
Маньяки, педофилы и просто душегубы,
Правозащитники же обличают тех людей,
Что честно служат Родине своей.
Опасен криминально либеральный маскарад
И неспроста идиотизма пляска,
На то заокеанская подпитка и указка
Тем, кто всегда подсуетиться рад.
ХИТЫ
Оставив позади очередной бархан,
В пустыне шёл верблюдов караван.
Качаясь на одном из них Гасан Али,
Пел песни немудрёные свои.
Он пел про то, как хорошо сидеть
Между горбов верблюда и глядеть
Как тают в небе облака,
Пустыня широка, дорога далека.
О том, как суслик спрятался в песок,
Чтобы орёл склевать его не мог,
О том, куда орёл тот полетел;
Про всё, что видел, про то и пел.
И так с бархана на бархан
Змеился не спеша верблюжий караван.
И на любом его шагающем верблюде
Что видели, про то и пели люди.
О том, какой песок в пустыне той,
О том, какой бархан крутой,
О том, что скоро ночь придёт
И хор шакалов им дружно подпоёт.
Тот караван ушёл и время то ушло,
С собой забрав Гасана пенье
И пенье песен стало ремесло
И требует теперь вокального уменья.
Таланта тоже требует оно,
А с ним особого душевного настроя;
Искусство пенья - дарование большое,
Зато и ценится давно.
Верней ценилось. Теперь опять,
Как будто время обернулось вспять,
Вернулся в песню словесный примитив;
Не важна стала тема, важен лишь мотив.
Такая песня теперь хитом зовётся
И на английском только и поётся,
Чтоб текстом примитивным никто не удручался,
И, будто кобра укрощённая, качался.
Не для души такая песня, а для слуха,
Она как та бурчалка Винни Пуха,
И в смысл её ты не вдавайся,
А просто слушай, хлопай, и качайся.
Когда иной политик выступает,
Он исполнителя хита напоминает.
Понять его ты не старайся,
А просто слушай, хлопай и мысленно качайся.
В кругах научных давно уж ходят слухи,
Что мы давно уже все Винни Пухи,
Давно уж Чебурашки и Мухи Цокотухи.
А вдруг всё это правда, а не слухи.
А может быть пора нам разобраться?
В то Сколково прийти и постучаться,-
Учёные, проснитесь, откройте двери,
Скажите нам,- уж не скотина ли теперь мы?
В Большом Театре такие же хиты:
Онегин в джинсах там и сигареты курит,
Татьяна там не гений чистой красоты,
А просто не причёсанная дура.
Такой же хит – любовь, что сексом заменили.
Её у нас отняли и убили.
Она была для счастья и жизни сотворенья,
А секс всего лишь гениталий тренье.
МАШИНА ВРЕМЕНИ
Я за компьютером сегодня засиделся,
Гляжу, а на дворе тридцатый век.
Ну, ни фига себе,- вскочил, оделся
И выскочил наружу как всякий любопытный человек.
Гляжу и волосы под шапкой шевелятся,
И я решил по городу пошляться,
Чтоб посмотреть и разобраться – что к чему,
Иначе ничего я не пойму.
Какой пошляться там?! Ногами
Одну лишь улицу и за день не пройти.
Не улица, ущелье меж хребтами;
Тут транспорт надобно какой -нибудь найти.
Подумал только, а вот и он.
Ко мне подъехал и остановился;
Похож не то на мыльницу, не то на патефон,
И из него мне хрюкнуло, чтоб я садился.
Люк распахнулся и я в машину сел.
И вновь глаза мои поехали на лоб.
В машине той водителем сидел
Почище Шварценнегера циклоп.
Но делать нечего, коль чудеса начались,
И я с водителем заговорил,
Мне город показать я попросил,
Он мне приветливо кивнул и мы помчались.
Мы с ним разговорились постепенно,
Я стал ему вопросы задавать,
А он мне начал всё подробно объяснять-
Исчерпывающе и откровенно.
За ту экскурсию я многое узнал.
Во-первых, роботом водитель оказался;
Что рассказал он, я запомнить постарался
И, сколько мог, в блокнотик записал.
Оказывается, в тридцатом веке
Живут не люди, а получеловеки
И облик свой они все сами выбирают,
Какой им хочется, как сами пожелают.
К примеру, женщины идут, а с ними крокодилы.
Водитель объяснил мне, что это дети были.
Вот, как сейчас собак, каких только не водят,
Так и у них, детей уж не рожают, а выводят.
Все женщины там с трёхметровыми ногами,
С тремя или с шестью грудями,
А мужики тщедушны, словно малолетки.
Они бесплодны, сдохли половые клетки.
От пьянства это стало, от наркомании и лени.
Их пенисы и мышцы как пельмени,
Оргазма и без них теперь хватает;
Таблетку проглотил, он сразу наступает.
Двух разнополых узников ведут в цепях за поворотом пятым,
И я спросил,- за что такая кара им?
Он извращенец, ругался женским матом,
Она ж, подстать ему, ответила мужским.
Ведь там ругаться матом неприлично и ужасно;
Ведь органов там половых давно уж нет,
Названья их и знанья этих слов напрасны,-
На это робот тот мне дал ответ.
Взмолился я водителю, чтоб повернул обратно,
Но тут экскурсия оборвалась внезапно;
От сна кошмарного я пробудился
И долго всё ещё от страха колотился.
К добру не приведут нас сексуальные реформы,
Ведь важно содержанье, а не формы.
И дискутировать тут вовсе ни к чему;
Жить надо не по прихотям, а по уму.
Начальники, родные, кончайте все реформы,
Которые не содержанья ради, а ради формы,
Остановите тех, кто поперёк природы,
Они не люди, они уроды.
ФЛАГМЕХ
В соединении подводном больше всех
Известен каждому подводнику флагмех.
Он узнаваем не по голосу, не по своей походке,
А по тому, что знает всё о каждой лодке.
Он без бинокля и без лучей Рентгена
Определит, чему нужна замена,
Как подготовлен любой специалист:
Электрик, трюмный или моторист.
Он не похож и близко на в горле кость,
На каждой лодке он желанный гость;
Всегда поможет и даст совет;
Чем флагманский механик, ценнее друга нет.
И как ветеринар печётся о скотине,
Флагмех необходим любой стальной махине.
Я, сколько себя помню, где б я не служил,
Флагмехов уважал, с флагмехами дружил.
ЧТО НАША ЖИЗНЬ ?
Нет, жизнь наша вовсе не игра.
Она одностороннее движенье
От пункта отправления «Вчера»
До «Завтра»- пункта назначенья.
Ещё она – во времени полёт,
Когда мы прошлое теряем безвозвратно;
Мы не способны повернуть обратно
И смутно представляем, что нас ждёт.
В полёте том мы получаем знанья
И многое, что раньше не имели.
И даже то, что вовсе не хотели,
Оставив позади воспоминанья.
В воспоминаниях моих остались песнь сверчка
И самовара утреннее пенье,
И грозное воды кипенье,
Когда весной ломала лёд река.
И помнится ещё набатный звон
Колоколов, пожар тушить зовущих,
Лягушек пение похожее на стон
И топот лошадей бегущих.
Родных и близких голоса и лица
Навечно в них сумели разместиться,
И столько всякого иного:
От грустного и до смешного.
Ревущий ветер с полуночной стороны,
Бином Ньютона, Пифагоровы штаны
Улыбка друга, злобный взгляд врага,
Страны моей родные берега.
Все мы – ячейки памяти Земли
И для того мы, чтоб могли
Все наши знанья и переживанья
Навеки сохраниться в Мирозданьи.
ЧЕЛОВЕК
Как ржавчина основы жизни разъедает зависть,
Сильнее всех терзает нас больная совесть;
Мы счастливы, когда в согласьи с Разумом своим
И ощющяем надобность свою другим.
Жизнь лишь тогда предельно хороша,
Когда в гармонии и Разум и Душа.
Душа должна на честность разум проверять,
А Разум каждый шаг свой с ней сверять.
И Совесть человека по сущности своей
Есть дочь от брака Разума с Душой,
Характер человека – их не спокойный сын;
Им нужен глаз- да глаз за ним.
Лишь в этом случае все человека компоненты,
Созвучны, как в оркестре инструменты,
И это всё, при всём – при том,
Было задумано Космическим Творцом.
ИННОВАЦИЯ
Только развернёшь газету
Или телевизор включишь,
Тотчас сведенья получишь
Про коррупцию про эту.
Как пронырливые воры
Деньги волокут в офшоры,
Прокуроры ж и суды
Ни туды и ни сюды.
И никак не разобрать,
Где, кого и как искать.
От нужды не убежать,
Негде женщинам рожать.
В половине городов
Не хватает детсадов.
На такой вопрос ответ,-
Деньги свистнули, их нет.
Пусть будет сказано не к ночи,-
Всё ушло на город Сочи.
Может быть, на старый лад
Деньги в бочки уложить.
И ночной порою клад
В тайном месте и зарыть?
Чтобы ушлые вампиры
Финансисты и банкиры,
Те, что на руку не чисты
И в блатных делах артисты,
В довершенье прочих бед
Не потырили бюджет
И Россию, право слово,
Как ворону у Крылова,
Не оставили без сыра,
Не пустили бы по миру
С голым задом и в лаптях,
Со слезами на глазах.
Так лютует над державой
Не какой-то там злодей,
Не ужасный змей трёхглавый,
Не бессмертный царь Кощей.
Этому всему виновник
Расплодившийся чиновник,
Что себе присвоил право
Данью облагать державу;
Эта дань на всё подряд
Называется откат.
И куда ж народ глядит?
Хлещет водку и сидит
На завалинках и в кухнях
Посреди объедков тухлых.
Как не стыдно россиянам
Жить как в Конго обезьянам,
Спрятавшись по за кустами,
Заслонив глаза хвостами
И надеяться, как встарь,
Что увидит государь,
Как его честной народ
Знамо дело, перемрёт.
Иль из ветхого жилья
Выйдет Муромец Илья,
Облачится в свой доспех
И воров разгонит всех.
Эй, народ! Ведь мы с тобой
Окарябаны судьбой;
Покуда воз и ныне там,
Ничего не светит нам.
Всё с российского двора
С потрохами пополам
Высосет ко всем чертям
Эта чёрная дыра.
Черти будут жить в чертогах,
Люд увечить на дорогах,
Выпьют кровь из нас, а души
Испоганят и засушат.
Чтоб такого оборота
Не случилось с нацией,
Нужно срочно делать что-то
С этой инновацией.
ДЕЛЬФИНЫ
Звучит умиротворённо слово ш т и л ь
И нет прекраснее картины,
Когда безмолвие царит на сотни миль
И по нему скользят дельфины.
Вернее, не скользят, а мчатся,
Друг друга обгоняют и резвятся;
Они как Океана дети,
Они добрей и веселее всех на свете.
Легенда есть такая, а не враки,
Что землю нашу посещали Аннунаки,
Которые её очеловечили,
А человечество на ней увековечили.
И из дельфина человека они создали,
А мы Атлантами тех пралюдей назвали,
Атланты же впоследствии создали нас;
Вот какой запутанный рассказ.
Но если разобраться толком,
То многое расставится по полкам;
К примеру, мы отрицать не будем
Того, что дружелюбны дельфины к людям.
Известно много случаев на свете,
Когда спасали нас – людей дельфины эти
И я скажу, нисколько не тая,-
Дельфины – давняя любовь моя.
Впервые в Чёрном море я с ними повстречался,
Когда в волнах его кипящих оказался,
И было то в условиях, когда
Мне угрожала возможная беда.
Как всё и почему тогда произошло,
Довольно трудно рассказать в стихах;
Скажу лишь только, что мне пришлось
Почти полмили плыть в крутых волнах.
Я не один там плыл а много нас,
Чтоб отыскать спасательный баркас.
Баркасы дрейфовали в ожиданьи
От берега на безопасном расстояньи.
Пловцы мы были не плохие,
Но только не учли один нюанс стихии:
Когда плывёшь средь волн больших,
Баркасы трудно рассмотреть средь них.
Но нас дельфины тогда сопровождали,
Которые до этого недалеко играли.
Теперь они торпедами носились среди нас
И выводили каждого на свой баркас.
Когда ж баркасы всех нас подобрали,
Они так рады были, так веселились,
Вокруг баркасов ныряли и носились
И долго нас ещё сопровождали.
Забыть такое просто невозможно.
И чтоб людьми, достойными своей планеты быть,
Должны её природу мы любить;
К ней относиться бережно и осторожно.
МОЯ РОССИЯ
Ну кто сказал, что не бывает
Чудес в природе, разве что во сне?
Не видел значит он, как вырастает
Берёзка белая на каменной стене.
Она на черепице даже вырастает,
Где жизни символом стоит,
Её ни солнце не спалит,
Ни буйный ветер не сломает.
Вот так и Родина моя Россия
В какой бы переплёт ни попадала,
Любые трудности и горести сносила,
Скалой незыблемой стояла.
Уж ей ли было не сломаться,
Уж ей ли не погибнуть в лихолетьях,
В истории как в бурном море потеряться,
Она ж незыблема во всех столетьях.
Любые трудности мы побеждали;
У нас не мало было их всегда.
Гордимся этим мы, но никогда
Себя мы высшей расой не считали.
Да, любим иногда мы похвалиться,
Когда беду очередную побеждаем,
И от души повеселиться,
Но мстительными не бываем.
И жадными мы не бываем никогда,
Всегда горазды с каждым поделиться,
Хоть изобилием не можем похвалиться.
Такими были мы всегда.
Проходит наша жизнь в свершеньях,
Они основы нашей кирпичи,
Живём по щучьему веленью,
Как тот Емеля на печи.
ВЕСЫ
Все, кто умеет спички зажигать
И как пингвин на двух ногах шагает,
Должны с пелёнок понимать,
Что личной правды не бывает.
Она всегда одна для всех,
И для врачей, и прокуроров,
И музыкантов, и портных, и даже воров,
А, коль не так, то это грех.
Иной кивает на необходимость,
Но это то, что обойти нельзя,
Ведь обойдённые никак уж не друзья,
Отсюда обездоленность и нетерпимость.
Уж так сложилось в нашем мире:
Всё в нём для дел, не для красы,
Лишь мудрость – точные весы,
А ум для них лишь гири.
Вот Березовский, он никак уж не дурак,
Но для России настоящий враг,
Ведь весь талант его мышленья
На личное направлен потребленье.
А Сердюков сколь бед наворотил!
Но то не он один смекнул, а кто и выше был.
И опасаются его за то карать,
Боятся, что самим несдобровать.
Руководить должны не храбрость и не страх,
Должно быть всё, как на весах,
Из-за поддельных мудрецов
Ни мёду нам, ни огурцов.
Эх, как обидно за державу. Ведь она
Такую не купить и не сыскать.
Какую Родину мы потеряли!
Пропили, проплясали и проспали.
Ведь нам же Гитлер мимоходом дал урок,
Но, видимо, уроки нам не впрок.
Теперь обамы всякие смеются;
Они уверены, что своего добьются,
Народишек для тренировки понабъют,
Потом и с нами дураками разберутся.
Скажу ещё, пока не утонули в квасе,-
У них союзники надёжные в запасе:
Правозащитники болотные и прочие,
До секса однополого охочие.
УДИВИТЕЛЬНОЕ РЯДОМ
Недавно встретил стрекозу,
Хотя и трезвый был, ну ни в одном глазу.
Хотел поговорить, спросить,- откуда ты, куда?
Но где догнать её в мои года.
Бывалочи, с ватагой детворы
Я бегал аж до Каменной горы;
А от села она в верстах пяти стояла.
Но это так давно бывало.
Да и не в этом вовсе дело.
Ну, не догнал, ну, улетела.
А дело в том, что стрекоза
Сейчас редка, как зимняя гроза.
Кто знает что такое трататук?
Естественно, никто не знает.
И это потому, что трататуков не бывает.
Но и не всякий знает, что бывает
Такое насекомое, как майский жук.
И до горы той Каменной теперь
Не добежит ни человек, ни зверь.
И это потому, что той горы
Давно уж нет, как с той поры,
Когда прекрасную ту гору
На плиты распилили воры.
Всю распродали и растащили,
И бешеные деньги получили.
И нету больше нашей речки,
Где воду пили и коровы, и овечки,
Где мы учились плавать и нырять.
Нет больше речки. И не видать.
В ней щебень с гравием нашли,
Всё вырыли и в Казахстан продали,
И берега её как не бывали,
А воды во все стороны ушли.
ПО ПОВОДУ РИТУАЛОВ
С времён древнейших до наших дней
Обычаи и ритуалы существуют.
Они из века в век кочуют
И отношения скрепляют меж людей.
Они есть у геологов, шахтёров и артистов,
Да что перечислять, почти у всех специалистов.
Недавно вот и у подводников придумали такой:
При первом погружении поить морской водой.
Среди подводников я прожил весь свой век,
Но с этим ритуалом не встречался:
Чтоб подлинным подводником считался,
Морской водицы должен выпить человек.
Нам это звание за тяжкий труд давалось,
За недостаток кислорода для дыханья,
Как и воды для умыванья,
Которая лишь для питья и пищи полагалась.
Ещё за то, что часто сапоги,
Когда ложились спать, мы не снимали,
Да и вообще не спали, а дремали,
Когда нас шторм корёжил в три дуги.
За то, что стойко всё переносили,
Пощады у стихии не просили,
Коль повод был, смеялись и шутили,
Одежду мокрую на дизелях сушили.
За нашими плечами часто смерть стояла,
Она нас тоже всех объединяла
И чтобы выжить, любой из нас
Готовился как лёгкий водолаз.
Когда моряк служить на лодку приходил,
Он в снаряжении в бассейне погружался,
Где эту подготовку проходил
И лишь тогда к подводной службе допускался.
Чем это не обычай, чем не ритуал,
Ведь он не только к погруженьям допускался,
Не только знания приобретал,
Но и доверием к друзьям по службе проникался.
А чтоб солёную морскую воду пить,
Подводником не требуется быть.
Коль вздумалось попить, так вот она.
Её в морях и океанах до хрена.
ПРО ЛУНУ
Я с детства дружен был с Луной
И до сих пор я помню, как бывало
Она волшебным светом светила надо мной
И сны волшебные мне навевала.
Под её светом был очень крепкий сон
И сердце в унисон с Вселенной бьётся
И слышно лишь, как всхрапывает конь,
Который где то на лугу пасётся.
В связи с Луной мне вспомнился поход,
Когда мы вышли из Одессы в Балаклаву.
Я в навигации тогда поднаторел на славу,
Хотя учиться оставался ещё год.
В составе экипажа пл эм тридцать пять
Тогда заканчивал я стажировку,
Оттачивал подводника сноровку,
Учился штурмана работу выполнять.
И вот, воткнув в меня сверлящий глаз,
Суровый КЭП каптри Смирнов
Мне сформулировал приказ,
Скреплённый вязью нецензурных слов.
Ну что, стажёр, ты штурманом пойдёшь.
Надеюсь, в Балаклаву приведёшь?
А коль заблудишься, смотри!
И произнёс ещё тирады три.
Я на него совсем не обижаюсь,
Ведь мягко говоря, но грубо выражаясь,
Так выражался он не для ажиотажа,
Он мне вверял судьбу. Свою и экипажа.
К тому ж беда тогда постигла нас:
Частенько барахлить стал наш гирокомпас;
Он старый был уже – ГО ЭМ ТРИ.
Нет хуже, как ни посмотри.
И штурман штатный заболел некстати,
В Одессе он остался лежать в палате,
А командир по специальности минёр
И, быть ответчиком, мне вышел приговор.
И вот послеобеденной порою
Одесса славная осталась за кормою,
А ночью уж, ну надо же, заглох гирокомпас;
Ребята, - он сказал, - я пас.
Когда Серову я об этом доложил,
Естественно, меня он крепко обложил,
Потом обмолвился вдруг, как бы невзначай:
«Ну, штурман, милый, давай, друг, выручай».
Задав работу всем своим мозгам,
Я понял быстро, что спасенье лишь одно,
Лишь в астрономии оно заключено
И именно Луна поможет нам.
Ведь курс по карте нам известен свой,
А азимут Луны всегда определить нам можно,
И на Луну удерживать наш угол курсовой,
А это уж совсем не сложно.
Тому, кто вздумает здесь взять меня на понт,
Мол почему по звёздам не решить задачу эту?
Скажу, - Для этого быть должен горизонт;
Его же ночью как раз и нету.
И вот скользим мы по зеркальной глади,
Луна нам с рулевым не устаёт светить,
А я периодически, в свои расчеты глядя,
Ему командую, куда рулить.
А командир и сам не спал. Он выходил
На мостик часто и всё курил
И матом почему-то больше не ругался.
Я думаю, - Луны стеснялся.
Она такая яркая и добрая была,
Так ласково с высот на нас смотрела;
Наверное, помочь нам всем хотела
И помогла нам как могла.
И вот рассвет и берег по носу у нас.
Теперь уж нам с пути не сбиться,
Луна ушла, ей нужно всё- таки поспать,
И нам не нужен больше никакой гирокомпас.
ПОЧЕМУ ПИШУ СТИХИ
Почему пишу стихи? Честно отвечаю, -
Потому, что близко к сердцу всё воспринимаю,
Потому, что потерял, что хотелось видеть,
Что хотелось мне любить, а не ненавидеть.
Нынче жизнь пошла не та,
Об какой мечталось,
Плесень, а не красота
На наш век осталась.
Что случилось с нами, сами виноваты мы,
Не туда поворотили, чтобы быть богатыми.
А богатыми не стали, как бы ни хотели,
Начатую песню так и не допели.
Что всегда ценилось нами,
Всё, что нас касается,
Продаётся с потрохами
И всё покупается.
Справедливость и закон под большим вопросом,
Те, кто воровать не могут, все остались с носом.
Не поймёшь, кто человек, а кто лютый зверь;
Если хочешь долго жить, никому не верь.
Почему пишу стихи? Можно догадаться.
Потому, что от тоски некуда податься.
Почему пишу стихи? На душе тревожно,
Потому, что озвереть очень даже можно.
Почему пишу стихи? Разве не понятно?
Можно нам пока ещё повернуть обратно.
Не туда, где лагеря с проволкой колючей,
А туда, где не воруют и людей не мучают.
Захотелось мне напомнить, что когда то было,
И что наше дурачьё напрочь позабыло.
Что стихи корявые, самому понятно,
Но украденное нужно всё вернуть обратно.
МЫ ОБЯЗАТЕЛЬНО ВСПЛЫВЕМ
В отсеках гробовая тишина,
Светильники уже вполсилы светят,
А под килём такая глубина
И кажется, что мы одни на свете.
Что где то в космосе мы затерялись,
Однако же при всём при том,
Когда под воду погружались,
Были уверены, что обязательно всплывём.
Мы обязательно всплывём;
Уж это, без сомнений, точно.
Не подведёт нас корпус прочный
И путь обратный мы всегда найдём.
Не в первый раз и не в последний
Отсеков тишину ревун взорвёт,
И снова попрощаемся мы с бездной,
И лодка обязательно всплывёт.
Мы снова попрощались с бездной,
На мостик снова вышел командир
И вот уж дизеля играют марш победный;
Встречай нас наш привычный мир.
СТРАШИЛКА
Нас потепленьем всё пугают
Как третьей мировой войной:
Мол, караул! Мол, ой-ёй-ёй!
Мол, близится оно и наступает.
Не правда это, а обман.
Не будет никакого потепленья,
Погибнем мы от поглупенья
И одичание несёт погибель нам.
Мы тонем в постоянном громком шуме,
Тупеем в мелкой обезьяньей суете
И угрожают беды нам лишь те,
В которых мир вконец ополоумел.
Совсем ушла из обихода тишина,
Осталась лишь на кладбищах она,
А в остальных местах убойный шум;
Он губит слух и притупляет ум.
Все идиоты и дебилы
Везде имеют при себе мобилы
И в транспорте общественном хоть уши зашивай:
Сплошной по тем мобилам брёх и лай.
В кино под рокн-рол насилуют и убивают,
Любой диалог рёв и грохот заглушают;
Даже в тайге там среди пихт и елей
В литавры бьют, визжат виолончели.
Ну как понять, о чём там лесорубы говорят,
Когда вокруг гудят, дудят, свистят.
Под полонез грибы и клюкву собирают,
Под летку-еньку блох считают.
И это потому, что всякое кино
Рекламодателям на откуп отдано.
Оно лишь для того, чтоб на себе тащить рекламу,
Всё остальное же, по барабану.
Зачем нужны бессмысленные песни?
Их не понять, хоть тресни.
Они не для того, чтоб что-то понимать,
А чтоб не думать и чтоб молчать.
Лишь для того всё телевиденье сейчас,
Чтоб отучить мечтать и думать нас.
Смотри как режут лук, как шеи мылят, моют
И позабудь про всё про остальное.
Случилось то, что за последние года
Совсем утрачено прекрасное, что было,
Культуру бескультурье задавило,
Чтоб ей не возродиться никогда.
Как возродиться ей? Когда
Всё, что незыблемым считалось,
Как столб подгнивший, зашаталось.
Вот, в чём угроза и беда.
И вот, уж колыбельных песен не поют,
Не всех чарует детская улыбка,
Детей на вес и оптом продают,
А педофилам и людоедам – скидка.
В мозгу застрял болезненный вопрос,-
Куда несёт Россию ветер жизни,
За что столь бед в моей Отчизне
И почему у нас всё вкривь и вкось?
Я думаю что то, что с ней стряслось.
Опять наверно кадровый вопрос.
Чтоб не пирожник, а сапожник сапоги тачал,
Ещё Крылов нас дурней поучал.
У нас же воров ставят, чтоб добро хранили,
А куплетистов, чтобы сталь варили.
Походка генеральская и выбрит чисто,
Что ж, за Военного сойдёт Министра.
К ДНЮ ВМФ
Одиннадцать морей
Россию омывают,
На берега страны моей
Их волны набегают.
И сколько б ни прошло веков,
Из окружающих морей
На берега страны моей
Спешили полчища врагов.
Спешили и откатывались вспять;
Их моряки громили в яростном бою,
Они Россию-Родину свою
Оберегали как родную мать.
Войны народной грозные года
Отцов и братьев пролитую кровь
Мы не забудем никогда
И будем так же делать вновь и вновь.
Дань уважения Россия отдаёт
Военному Морскому Флоту,
А он ей благодарен за заботу,
И Родину в обиду не даёт.
И не об этом только речь,
Традиции морские чтоб беречь
Не только лишь в морских сраженьях,
Но и в обычном поведеньи.
Нам Океан не только дом,
Но и почётная могила
И где б судьба нас не носила,
Не нужно забывать о том.
Так не забудем же братишки – моряки
Тельняшки, ленты с якорями,
Мерцанье звёзд над кораблями,
Ночные вахты, что были нелегки.
И выпьем за изведанные дали,
Крутые волны, что крепко нас качали,
За всех друзей, которых растеряли,
За любящих подруг, что терпеливо ждали.
Ещё за то, чтоб флот совсем не сгинул,
И человека чтобы не покинул
Романтики полёт и к морю интерес,
Потом за процветанье и прогресс.
ОПЯТЬ ГРОХОЧЕТ ДИЗЕЛЬ
Опять грохочет дизель и волны лижут борт,
Ощупывая лодку с носа до кормы,
Из Золотого Рога опять несёмся мы,
Опять на север, где Магаданский порт.
Закат погас и по местам своим
Без суеты созвездья разобрались,
Заботы лишние все позади остались
И мы торопимся к своим.
Кто мы такие? Почему не спим?
Ведь спят же чайки, дворники и скрипачи.
Мы называемся, - «Не спящие в ночи».
К таким, как мы не спящим, мы спешим.
О МОДЕ И ПОГОДЕ
В природе есть явление – погода,
Оно всегда людей интересует
И есть ещё понятие такое – мода,
К примеру, мебель ставить по феншую.
И так же мода бывает на погоду;
Прохлады жаждем летом, а тепла зимою,
Погода же, меж тем, диктует моду;
Так что, не всё у нас само собою.
И на политику бывает мода,
Которую политики творят.
Чего ни будь напакостят и говорят,
Что это всё, мол, для народа.
И так же мода есть политику ругать,
Что вся она паскудна и продажна;
И для чего она, не важно,
А важно как всё понимать.
Народ всё верит в доброго царя,
Его то хвалит, то ругает,
Порой во всём винит, а это зря.
Ведь часто свита всё решает.
Царю за ней никак не углядеть;
Казалось бы, - хорошие ребята.
Учились все, работали когда-то.
Когда ж они успели поглупеть?
Не поглупеть, а оборзеть они успели,
Когда всё капает на лапу им,
А люди наши ведь всегда терпели
И видели в терпеньи героизм.
Страна то наша, ведь, и нам в ней жить
И надобно самим дела свои вершить,
Не верить лозунгам, не слушать вопли;
Никто не будет вытирать нам сопли.
У мэра с губернатором тепло
И что такое ЖКХА, они не знают
И денег до зарплаты им хватает,
В избытке и еда и барахло.
А избирали их не для того,
Чтоб в одночасье избирателя забыли,
А чтобы уважали и любили,
И долг свой исполняли для него.
Ну сколько нам земного рая ждать;
Он сам собою не придёт, не верте.
Его не бог и не герой не будут предлагать
И к дню рожденья не подарят черти.
Всего то надо челядь приструнить
И всё сказать, в глаза ей глядя;
Для этого ни вил, ни топора не надо,
А все дороги хоть на сутки перекрыть.
И вежливо сказать им, - хватит
Богатства наши воровать и тратить,
Где ваши деньги, там ваш и дом,
А мы себе других здесь изберём.
МОЛИТВА
Спасибо, Господи, что на Земле родился я,
Другой планеты не хочу, не надо.
Здесь всё родное мне, здесь все мои друзья;
Дороже этого не может быть награда.
Ну вот с Океана набежала волна,
С тихим плеском назад откатилась,
День погас как свеча и пришла тишина,
А за нею и ночь опустилась.
Где услышишь ещё этот ласковый плеск,
Этот шелест волны где услышишь?
Драгоценных камней ожерелье из звезд
Словно в сказке волшебной увидишь.
И где ещё пылает так заря,
Совсем не обжигая, нежно греет;
И человек и птица так петь умеет,
Твой дар, Господь, другим даря.
И человек, и тигр, и лань
Здесь так прекрасны и стройны;
Взойди на гору, над ущельем встань,
Век не забудешь вида с вышины.
Прости нас, Господи, за то, что кровь
Так часто из твоих созданий льётся,
За то, какая здесь любовь!
О ней здесь больше, чем о другом, поётся.
И часто тот, кто кровь чужую льёт,
Собой убитых не считает,
Свою бестрепетно за близких отдаёт,
За братьев не торгуясь умирает.
Так велик пред тобой человеческий грех,
Не уступим любому мы зверю.
Ты прости нас, Отец, обещаю за всех,
Мы исправимся, в это я верю.
И ВСЕ ПУТЕМ
Из сил последних тускло льётся свет
И так же трудно вдох даётся;
Так хочется прилечь, да места нет,
Ну что же, посидеть придётся.
Как изваянье вахтенный центрального поста
Сидит на ящике с ключами,
Безмолвен боцман, управляющий рулями
И под настилом в трюме темнота.
И за распределительным щитом,
Закрыв лицо от света шапкой,
Склонился штурман над своей прокладкой,
В шпангоут левым упершись плечом.
Всё ближе полночь. Подождём.
Не привыкать нам к этому порядку,
Вот будет потемнее и всплывём,
Чтоб батарее сделать подзарядку.
Механик всё подрассчитал,
Чтобы управиться к рассвету;
Нам не впервой решать задачу эту.
Всё как всегда. И час настал.
Балласт продут. Отдраен люк.
На мостик командир поднялся
И дизеля привычный стук
Набатом праздничным раздался.
Плотна над Океаном темнота
И воздух чист и свеж как никогда.
И всё путём. И, как всегда,
Всех сложных действий простота.
О ГРУСТНОМ
Всё так же за рассветом следует рассвет,
Всё так же чередуются закаты.
Планета по орбите продолжает бег,
Рождая новое, терпя утраты.
Не нами это всё заведено
И помешать мы этому не можем;
Меняет поколения природа всё равно,
Без этого ход жизни невозможен.
При жизни многие из нас малоизвестны
И не у всех заслуг так много,- будем честны,
Когда ж в последний путь кого мы провожаем,
Он сразу же становится запоминаем.
А это потому, что он единственен средь нас
И, как явление, не повторим.
И только лишь в его последний час
Осознаём мы, что уходит с ним.
Не просто так об этом я заговорил,
Не просто так о том повёл рассказ,
Опять сегодня, уж в который раз
В последний путь я друга проводил.
Их много уже там,
А здесь всё меньше остаётся
И мы все к погруженью по местам
Стоим, как у подводников ведётся.
